Драматические сцены из жизни Владимира Ленина
Сцена I. Вечный покой
Ночь, зима, Красная площадь. На зубцах кремлёвской стены сидит выводок филинов и зловеще ухает в такт бою курантов. Известный американский журналист Такер Карлсон крадётся к дверям мавзолея с кожаным саквояжем в руках. Ровно в полночь он вынимает из саквояжа отмычку и проникает в мавзолей. Филины ухают изо всех сил, взлетают со стены и кружатся над мавзолеем.
Сцена II. Жертвоприношение
Предбанник мавзолея. Пусто, темно, сыро. Открываются наружные двери, входит, оглядываясь, Такер Карлсон. Двери немедленно закрываются, сами собой вспыхивают факелы на противоположной стене. Карлсон вынимает из саквояжа глиняные таблички и начинает читать заклинания по-древнеаккадски. Слышится скрежет, вой, низкочастотные отвратительные и вызывающие ужас шумы. Карлсон дочитывает последнюю табличку, достаёт из саквояжа чёрного петуха и перерезает ему горло. Жертвенной кровью он рисует на противоположной стене пентаграмму.
Факелы погасают с чудовищным смрадом. Стена, на которой нарисована пентаграмма, растворяется. С другой стороны виден залитый солнцем кабинет Ильича в Горках. Поют птицы, свежий майский ветер колеблет занавески, скрежет и вой прекращаются. За столом, обтянутым зелёным сукном, сидит Ильич и приветливо машет Карлсону рукой. Стол завален глиняными табличками, покрытыми клинописью. Карлсон делает глубокий вздох и переступает порог в кабинет. Яркая вспышка.
Сцена III. Интервью
Ильич (по-древнеаккадски). Здравствуйте, товарищ (сверяется с глиняной табличкой) Карлсон. Здравствуйте, Такер Дикович. Товарищи доложили мне, что вот, мол, североамериканский журналист хочет взять у меня интервью. Ну что ж, давайте-с, давайте-с.
Карлсон (телефону). Сири, переводи. (Далее повторяет все фразы сначала по-английски телефону, затем с трудом и выпучивая глаза по-древнеаккадски) Здравствуйте, Владимир Ильич. Внимание всей передовой общественности земного шара приковано к нашему с вами интервью. Позвольте начать с того, что поблагодарить вас за согласие побеседовать, и сразу же задать первый вопрос. Владимир Ильич, недавно исполнилось сто лет с того дня, как вы последний раз появлялись на публике. Что вы делали всё это время, работали с документами? (закадровый смех)
Ильич. (не отрывая глаз от глиняной таблички) Как видите, я и сейчас с ними работаю (дочитав до конца табличку, с грохотом выбрасывает её в корзину для табличек; закадровый смех). С тех пор, как мне удалось открыть секрет долголетия и спасти от разложения тело и душу, мне пришлось многому научиться. Учиться, учиться и учиться! Как вы можете заметить, товарищ, мы с вами находимся в не вполне привычной для вас реальности. Переместившись сюда после инсценировки собственной смерти, я обнаружил, что здесь не существует другой письменности, кроме клинописи, и другого языка, кроме древнеаккадского. Первые пятьдесят лет у меня ушли на изучение древнеаккадского языка и клинописи. Через десять лет я мог объясниться с официантом в ресторане и оплатить счёт за электроэнергию, ещё сорок лет были потрачены на освоение литературного языка во всех его тонкостях. Наконец, через пятьдесят лет после перемещения я смог приступить к переводу "Капитала" на древнеаккадский.
Карлсон. Владимир Ильич, но зачем? Вы собираетесь обратить местных жителей в коммунизм?
Ильич. Видите ли, всё это время мы с товарищами понимали коммунизм совершенно неправильно. Глубоко ошибочно понимали. Да, товарищ, как видите, большевики тоже ошибаются. Мы пытались подойти к учению Маркса прямолинейно - объективная теория стоимости, революция рабов, истмат, диамат. Не хочу сказать, что всё это чушь от начала и до конца, но при попытке наложить марксизм на реальность вы сразу же натолкнётесь на множество противоречий. Придётся отказаться либо от реальности, либо от марксизма. Что бы выбрали вы, товарищ?
Карлсон. Владимир Ильич, с уважением отношусь к вашим религиозным воззрениям, но я бы выбрал реальность.
Ильич. Вот именно что религиозным! На самом деле, любой прямолинейный ответ на этот вопрос является ошибочным. Подойдём к нему с точки зрения диалектики: если тезисом является буквальное прочтение марксизма, а антитезисом - противоречащая ему реальность, какой ответ будет диалектически верным? Магия! Или, как называем его мы с товарищами, магический коммунизм. Почему все предшествующие революции приводили к победе одного класса над другим, а пролетарская революция должна привести к бесклассовому обществу? Разве это диалектика? Да ведь это полный бред. Смысл марксизма совсем не в этом.
Карлсон. В чём же, Владимир Ильич?
Ильич. Достаточно освоившись с аккадским языком и клинописью, я начал перевод "Капитала". Я сидел в этом же кабинете, на удачу открывал "Капитал" и переводил строчку за строчкой. Но, может быть, проще будет продемонстрировать. Назовите отдел, главу и подглавку.
Карлсон. Один, один, два.
Ильич. Прекрасно! (достаёт из шкафа глиняную табличку, соответствующую подглавке) "Возьмём два товара, например один сюртук и 10 аршин холста. Пусть стоимость первого вдвое больше стоимости последних, так что если 10 аршин холста = w, то сюртук = 2 w".
На Карлсоне ярким красным пламенем загорается пиджак. Карлсон падает на пол и начинает кататься, но пламя не унимается.
Карлсон. Аааааааа!
Ильич (с хитрым прищуром и доброй улыбкой). "Сюртук есть потребительная стоимость, удовлетворяющая определённую потребность".
На Карлсоне загораются брюки, синим пламенем.
Карлсон. Ааааааааааа!!
Ильич несколько секунд смотрит на Карлсона с тем же прищуром и улыбкой.
Ильич. "Перейдём теперь от товара как предмета потребления к товарной стоимости".
Пиджак и брюки Карлсона потухают. Пахнет горелыми волосами. Карлсон, слегка дымясь, поднимается, поправляет галстук и смотрит на Ильича вытыращенными глазами.
Ильич. Вот, товарищ, как вы только что убедились на собственном примере, так называемая коммунистическая теория - это только прикрытие, внешность, предназначенная для непосвящённых. В действительности "Капитал" представляет собой магическое описание действительности с множеством действенных заклинаний, обретающих силу после перевода на древнеаккадский язык. По-видимому, первоначально текст был написан Марксом на древнеаккадском. Опасаясь, что его творение попадёт в руки невежественных непосвящённых, он зашифровал его переводом на немецкий, сокрыв ключ даже от ближайших сподвижников. Есть основания полагать, что даже Энгельс не знал эту тайну, и я первый проник в неё после его смерти. (неожиданно) Не желаете выпить?
Карлсон. Да, Владимир Ильич, не помешает.
Ильич хлопает в ладоши. Из дверей появляется голем.
Ильич (на идиш). Товарищ, фалернского нам.
Голем уходит с лёгким поклоном, возвращается и разливает сладкое белое вино в краснофигурные килики. Ильич и Карлсон пьют, не смешивая с водой.
Ильич (на идиш, голему). Спасибо, товарищ.
Голем уходит с тем же лёгким поклоном.
Ильич (Карлсону, на древнеаккадском). Следующие пятьдесят лет ушло у меня на перевод Полного собрания сочинений Маркса. Не все тексты оказались наделены магической силой, например, "Критику Готской программы" можно смело читать, не опасаясь поджечь чьи-то брюки (заливисто и очень по-доброму смеётся). Также я не обнаружил никаких магических признаков ни в одном из произведений Фридриха Энгельса, из чего архиуверенно вывожу, что секрет не был раскрыт и ему. Теперь труд, наконец, закончен, я могу вздохнуть свободно, расправить плечи.
Карлсон. Владимир Ильич, наше с вами интервью почтут миллионы, может быть, миллиарды. Не боитесь, что люди бросятся переводить "Капитал" на аккадский и наломают дров? Может быть, им нужен руководитель, человек, который бы направил бы их усилия в безопасное русло.
Ильич. Совершенно верно, товарищ...
Карлсон. Карлсон.
Ильич. Совершенно верно, товарищ Карлсон. Поэтому я планирую вернуться. Совсем скоро. Идите, товарищ, и возвестите моё возвращение!
Удар грома. Потолок и стены кабинета Ильича осыпаются, резко темнеет, сам Ильич тает в воздухе.
Сцена IV. Возвращение
Привокзальная забегаловка где-то в райцентре. На полу в обнимку с бутылкой водки лежит известный американский журналист Такер Карлсон. Миловидная уборщица из ближнего зарубежья подходит к Карлсону и говорит что-то не вполне понятное из-за сильного акцента. Карлсон поднимает голову, затем приподнимается на руках и вползает на стул.
Карлсон (по-русски с ещё более сильным акцентом, но без ошибок). Вот это я нажрался. Бред.
Карлсон видит, что на соседнем стуле лежит его саквояж. Открывает саквояж, трясущимися руками достаёт из него глиняную табличку.
Карлсон (читает по-древнеаккадски). "В совокупности разнородных потребительных стоимостей, или товарных тел, проявляется совокупность полезных работ, столь же многообразных, разделяющихся на столько же различных родов, видов, семейств, подвидов и разновидностей, одним словом — проявляется общественное разделение труда".
В забегаловке загораются шторы.